Среди близких друзей моих родителей был один капитан дальнего плавания - познакомились и подружились они ещё во времена своей юности, задолго до моего рождения, и помню я его столько же, сколько себя. Так что для меня он всегда был просто дядя Женя. Это был удивительный человек, о котором в своё время Василий Песков писал в "Комсомольской правде" ("Капитанская пашня" 22 августа 1976 г. и "Моряк в седле" 20 сентября 1977 г.).
А для меня дядя Женя был самым любимым "дядей", ведь он лично общался с самим писателем Станиславом Суплатовичем, польским псевдоиндейцем, книги которого я зачитывала до дыр. И я заставляла дядю Женю снова и снова рассказывать, как они встречались в квартире писателя в Гданьске, как пили "огненную воду", а потом стреляли из лука по каким-то фруктам прямо в квартире.
Позже оказалось, что дядя Женя так же увлечён моими любимыми конями, как и я. В 70-х годах он много времени провёл на Кубе, познакомился там с местными конниками, немало поездил верхом и привёз оттуда настоящее ковбойское седло и "панталонерос" - специальные кожаные накладки на штаны, типа тех, что ковали используют. Дядя Женя очень переживал, что настоящее лассо выветрилось, пока путешествовало в Россию на корабле, и утеряло неповторимый ковбойский аромат. Я тогда занималась в Сестрорецке, мы надели на Лафета ковбойскую амуницию и устроили фотосессию, это было в 1979 году.
А ещё через несколько лет дядя Женя решил завести собственного коня. Летом уехал в отпуск на Кавказ, купил там кабардинского жеребца Абрека в комплекте с какой-то амуницией и поехал на нём верхом в Ленинград. Из вещей у него с собой было одеяло, кусок полиэтилена и верёвка. На ночь он привязывал коня к себе верёвкой, заматывался в одеяло и полиэтилен и так спал. Однажды после особенно мокрой и холодной ночи дядя Женя простудился и несколько дней температурил. Именно тогда он мне позвонил с какой-то автостанции и рассказал, чем занимается, на случай, если придётся его выручать. Но всё обошлось. Надо отдать должное Абреку - он стойко выдерживал тяготы пути, не слишком похудел, неплохо относился к новому хозяину и убежал всего один раз и недалеко.
Однажды супруга дяди Жени в разговоре с моими родителями сказала: "Женя где-то на Кавказе отдыхает. Прислал недавно смешную телеграмму - "Двигаюсь в сторону дома". Можно подумать - он пешком идёт!" Я не стала влезать в разговор и уточнять, кто куда и как идёт. А между тем Абрек и дядя Женя действительно двигались на север по каким-то на удивление безлюдным просторам России. Раз только забрели в лесу на запретную зону, где голос из ниоткуда посоветовал им идти другой дорогой, пока не начали стрелять. Но большей частью путь был вполне свободен.
Так они успешно прошли около полутора тысяч километров, но после Воронежа двигаться стало очень сложно - не было попутных просёлочных дорог, оставалась только узкая обочина шоссе, и там несколько раз были опасные моменты. И отпуск уже заканчивался. Тогда дядя Женя погрузил коня в попутную фуру с каким-то металлоломом, доехал до Москвы, оставил Абрека зимовать на конюшне у знакомых и отправился в море в очередной рейс. На следующий год Абрека привезли в Ленинград попутным коневозом, и я пристроила его на конюшню совхоза Кронштадтский, где занималась тогда в конной секции. Дядя Женя редко мог приезжать из-за своих долгих морских рейсов, так что работали Абрека мы с совхозными ребятами по очереди.
Абрек был тёмно-гнедым, невысоким, метр сорок с кепкой, с короткой высокой шеей и слегка подведённым задом, плотно сбитый, крепкий, мускулистый и очень энергичный. Как стальная пружина, готов сорваться в любой момент, но при этом отлично управляемый. Ездить на нём было довольно необычно, всё-таки я больше привыкла к крупным и не особо торопливым ганноверам и им подобным, но Абрек подкупал своей покладистостью и надёжностью при любых обстоятельствах. Никто не знал, сколько ему лет - по зубам вроде выходило не очень много, но и не очень мало. В конюшне тогда было много жеребцов, мы привыкли ездить на них одной сменой, и Абрек тоже неплохо вписался в команду тракенов и будённовцев.
Абрек был настоящим джентльменом. Однажды мы пытались покрыть каким-то элитным жеребцом беспородную кобылу из рабочей конюшни, но она категорически воспротивилась, махала копытами во все стороны, и мы не стали рисковать дорогостоящим производителем. Выпустили Абрека, свободно, чтобы мог увернуться. Он быстро оценил обстановку и щекотливость кобылы и начал неспешно и ласково её обхаживать, чуть ли не облизывать, начиная с морды, потом шейку, спинку, хвостик... И всё получилось совершенно спокойно и качественно. К сожалению, дальнейшая судьба кобылы неизвестна, надеюсь, ей повезло больше, чем совхозным спортивным коням.
Мы все очень любили Абрека за добрый нрав. Только на нём я рисковала ездить верхом до последней недели моей первой беременности. Отправлялась на шаговые прогулки в лес, дышала свежим майским воздухом, наслаждалась последними спокойными деньками перед предстоящими материнскими хлопотами.
Но и в других случаях Абрек помогал мне набраться сил и обрести уверенность в каких-то начинаниях. Помнится, перед первой поездкой в Пятигорск на ипподром я решила поучиться ездить резвым галопом по полю - мы обычно никогда быстро не разгонялись, а ведь мне предстояло тренировать настоящих скаковых лошадей. На Абреке я впервые попробовала, что такое скорость. И обнаружила, что меня пугает не скорость сама по себе, а боязнь того, что лошадь может не успеть подставить под себя ноги на большой скорости. Возможно, из-за того, что мне уже доводилось раньше падать вместе с лошадью. Этот пунктик у меня так и остался. Но несколько резвых полевых галопов на невысоком и надёжном Абреке отлично подготовили меня к Пятигорску и к будущим успехам в тренинге арабских скакунов (об этом - в рассказе про Дороженьку ).
Дядя Женя любил ездить на Абреке в лес, в поля, но потом наступили тяжёлые для совхозных конных секций времена, пришлось искать постой ближе к городу. Увы, вскоре произошёл несчастный случай на пастбище, табун бегал слишком близко к электричкам. Грустно закончился жизненный путь этого чудесного коня. Но я всегда буду его помнить. И благодаря Абреку у меня навсегда осталось хорошее отношение к кабардинской породе лошадей.
Июль 2020 г.
Санкт-Петербург