Барсакельмес - 1977.

Во всем виноват чеснок. Я давно привыкла, что постоянно всё забываю и уже не пыталась с этим бороться. Но один мой старинный друг, который так же, как и я, неуклонно приближался к пенсионному возрасту, посоветовал лечить патологическую забывчивость его личным проверенным методом - три раза в день на протяжении нескольких недель пить спиртовую настойку чеснока, разведённую в молоке. Вроде это чистит мелкие сосуды мозга от всякой накипи. Чеснок я на дух не переношу, но с молоком решила попробовать. Через месяц употребления этой вонючей гадости я заметила, что уже меньше страдаю от забывчивости. А ещё через пару недель вдруг стали всплывать в памяти забытые события 20-30-летней давности.
Воспоминаний всё больше и больше, их уже невозможно удерживать в мозгах, и я просто вынуждена выплеснуть их на бумагу, а точнее, в текстовый файл на моем верном КПК ASUS-550.
А ведь чеснок ещё пить и пить...

Итак, начну.

Жаркое лето 1977 года. Нас пятеро и мы едем на Барсакельмес. Мы - это четверо студентов и я, школьница, только что закончившая девятый класс.
Барсакельмес - это остров и заповедник в Аральском море, там живут сайгаки, куланы, джейраны, суслики и прочая живность. А ещё там живут несколько научных сотрудников, егерей, метеорологов, доярка, тракторист, завскладом, пастух, конюх и начальник аэродрома.
Название Барсакельмес традиционно переводят как "пойдёшь-не вернёшься". Говорят, когда-то семья казахов забрела на остров зимой по льду и осталась там на лето. Но пресной воды им найти не удалось, и все умерли. Нынче название обрело новый смысл - все, кто приезжают на остров, влюбляются в него и навсегда оставляют там своё сердце. А воду всё-таки удалось найти среди песчаных барханов - и теперь маленький колодец каждый день даёт несколько вёдер вкуснейшей воды.

Вот уже много лет подряд студенты из ленинградского педвуза массово выезжают в экспедицию весной и летом. И в этом году взяли с собой меня - на правах юного натуралиста.
В числе моих попутчиков два парня и две девушки. Старшему из мужчин уже исполнилось 25 лет, есть любимая жена, и совсем недавно у них родился сын. В студентах он слегка подзасиделся по разным объективным и субъективным обстоятельствам. Человек незаурядный, очень любит фотографировать и делает это профессионально. Прекрасный рассказчик, замечательно играет на гитаре и поёт песни собственного сочинения. На Барсак едет в первый раз.
Другой наш мужчина - не совсем биолог, точнее совсем не биолог, а математик. Но ему очень захотелось посмотреть мир, и его впервые в жизни одного отпустили из дома любящие родители. Знает в совершенстве высшую математику, но оценить его знания никто из нас не в состоянии. Он рассеянный и странный, наверное, как многие учёные. Честно старается быть настоящим экспедиционником, но, когда собирал вещи, забыл взять с собой хоть какую-нибудь дорожную обувь и ходит в стареньких домашних шлёпанцах, вызывая легкое недоумение у окружающих.
Наши девушки - умницы и красавицы, на Барсаке бывали уже не раз. На протяжении всей долгой дороги взахлёб рассказывают нам всякие удивительные вещи про быт островитян.

Мы узнали новые слова и понятия:
Шеф - фигура полумистическая. Это человек, который когда-то давно создал экспедицию на Барсак и с тех пор бессменно ею руководит. Мало кто его видел, но мифы и легенды о нём постоянно передаются от студента к студенту. Он может появиться на острове в любой день, хотя рейсовый самолёт прилетает только раз в неделю;
Мамхоз - мама-хозяйка, типа завхоз. Распоряжается продуктами, матрасами, термометрами, психрометрами, самописцами, чернилами и прочим имуществом;
Барсачатник - ежегодный праздник встречи всех "барсачат" (студентов и преподавателей, побывавших в экспедиции), обычно проходит осенью или зимой на квартире у кого-нибудь из ленинградцев.
Антоныч - постоянный житель острова, законченный алкоголик со сложной судьбой. Саги о его похождениях составляют около 90 процентов устного народного творчества барсачат.
Капитан Алик - знойный красавец, военный моряк, капитан корабля, который возит питьевую воду и продукты на жутко секретный остров Возрождения, где толпы военных делают какое-то оружие, не то химическое, не то бактериологическое, а может, и то, и другое.
Аэродромный такыр - большая и хорошо просохшая лужа грязи рядом с центральной усадьбой заповедника. Зимой и летом бывает пригоден для приземления и взлета мелких самолетов типа АН-2 (кукурузник). Считается лучшим аэродромом во всей округе. Говорят, в прежние времена здесь удавалось садиться и более крупным самолетам. Правда, история умалчивает, удавалось ли им взлететь. Главный атрибут аэродромного такыра - высокий столб с развевающимся на ветру полосатым мешком.
Шайтан - нечистая сила, обитающая на острове. Ходит в валенках, сквозь подошвы которых проросли ногти шайтана. Поэтому следы оставляет специфические. Любимое развлечение - при помощи ложного огня фонарика заманивать студенток во время их любимых ночных купаний или в открытое море, или на край крутого обрыва.

Начало пути.

Сначала мы едем в Москву. В столице я бывала часто и жила подолгу у многочисленной родни, поэтому особого волнения не испытывала. Пересадка запомнилась многочасовым опозданием поезда Москва-Андижан и невероятным количеством людей, которые живут по многу дней прямо на платформах Казанского вокзала - в ожидании поезда, на который посчастливилось купить билет. Это море людей, лежащих, сидящих, едящих на каких-то покрывалах или просто газетах, напоминает не то пляж Чёрного моря, не то лагерь беженцев.
Мы билеты купили очень заранее, поэтому живём на платформе всего полдня.
Первый день пути прошёл в поедании варёных кур, яиц и картошки в мундире. Выяснилось, что наш математик забыл не только обувь, но и еду на дорогу. Ладно, прокормим как-нибудь.

Второй день потряс экзотическими пейзажами. Бескрайняя серо-бурая пустыня с сусликами, верблюдами и руслами пересохших рек. Сквозь открытые окна доносится странный манящий запах какой-то травы. Оказывается, так пахнет один из видов местной полыни (Artemisia terra albae). Говорят, космонавты берут с собой в полёт веточку такой полыни. Её незабываемый запах навсегда впечатался в мою память.
Глубокой ночью приезжаем в Аральск. Стоянка полминуты, едва успеваем выскочить из поезда. Тёмное небо, на привокзальной земле журчат фонтанчики воды, поливающие ухоженные клумбы. Приносимый ветерком запах степи будоражит и обещает приключения. Ночью по Аральску ходить нельзя из-за якобы бандитов, ждём рассвета и отправляемся в контору заповедника. Сегодня по расписанию должен быть самолёт, и мы полетим на Барсак.

Утром заповедницкий грузовик везёт нас и наши вещи в аральский аэропорт. Идём за билетами и вдруг узнаём, что весь самолёт уже занят пассажирами до Куландов - одной из промежуточных остановок. Какая досада! В Куланды самолёт летает через день, а на Барсак лишь 5 раз в месяц! Теперь нам придётся ждать в Аральске больше недели до следующего рейса. Но делать нечего, едем селиться в гостиницу - деревянный барак с тёмным и страшным туалетом во дворе.

Днём знакомимся с городом. Обнаруживаем шикарную четырёхэтажную недостроенную гостиницу "Арал" на центральной площади. Перед самым входом, под ступенями гостиницы - странная лужа, узнаём, что когда-то здесь плескалось море, но оно отступило.
Вечером идём купаться на море. Почему-то приходится пролезать под забором на территорию судоремонтного завода, потом ещё куда-то долго брести по жёсткой песчано-солёной пустыне. Вокруг лежат ржавые тела мёртвых кораблей. Море ушло, и они остались на высохшем дне.
Наконец мы пришли к какому-то узкому глубокому каналу. Это и есть море, точнее его недопересохший кусочек. Вода в нём тёплая и нежная, но, конечно, мутная, ведь здесь купается-бултыхается множество людей. Я люблю купаться в тёплой воде, поэтому море мне понравилось.
На следующий день узнаём, что на остров пойдёт морем самоходная баржа с сеном, и она может прихватить весь наш груз и трёх человек. Решено - девочки и груз едут, а мальчики остаются налегке ждать другой попутной оказии.

Морское путешествие.

Баржа потихоньку тарахтит, вокруг зелёная или синяя вода Арала. Мне кажется, что это самое чудесное море на Земле. Тогда я и не предполагала, что много раз здесь побываю и увижу его смерть. Но всё это ещё впереди.
Вдруг на горизонте появляется большой военный корабль-танкер, который везёт чистую воду на секретный остров Возрождения. Наша баржа швартуется к борту танкера, и мы все перелезаем на корабль. Так мы познакомились с капитаном Аликом и его достойной командой. Сначала нас вкусно накормили гречневой кашей с тушёнкой. Потом все купались, ныряли в чистейшее тёплое море с самого высокого борта на носу корабля (для этого танкер был специально остановлен на несколько часов). Затем меня отправили в рубку учиться рулить кораблём, а чем занимались в каютах оставшиеся, мне неведомо.

Рулить мне понравилось! Танкер у меня начал выписывать такие виражи, что моряки скоренько прибежали в рубку помогать рулить.
Вечером мы стали развлекаться, запуская сигнальные ракеты, я что-то не так дёрнула, обожгла руку и чуть не спалила сено на пришвартованной к танкеру барже. В общем, вечеринка на корабле удалась на славу. На память о той встрече мне достались чёрная военно-морская пилотка и медная боцманская дудка.
Увы, всё хорошее когда-то заканчивается. Мы снова перелезли в баржу, отшвартовались и взяли курс на Барсак. А танкер пошёл дальше на юг к своему таинственному острову.

Вскоре после нас на Барсак зашёл научный кораблик геофизиков и привёз наших ребят, так что мы снова были вместе.

Первые дни на острове.

Всё ново, необычно, интересно. По усадьбе бродят ручные джейранихи (это такие антилопы-газели) и подъедают бычки от папирос.

Ещё бродят телята и тоже пытаются всё съесть - наши гербарии, укосы, постиранное белье и полиэтиленовые пакеты. Антоныч выискивает и выпивает всё, что хотя бы отдалённо напоминает алкоголь. Не знаем, куда от него прятать косметику. У меня внезапно пропал маленький пузырёк с духами "Шанель номер пять", а от Антоныча стало отчётливо попахивать Францией.

Еду для всех готовят дежурные. Мне по малолетству готовку пока не доверяют, а вот мытьё посуды очень даже доверяют. Особенно трудно отмывать жирные кастрюли и сковородки при дефиците колодезной воды. Решаю проблему радикально: нахожу Антоныча и уговариваю его отвезти меня вместе с кастрюлями на берег моря на тракторе. У трактора давно отсутствует аккумулятор, поэтому на стоянку его всегда ставят на холмик, чтобы заводить, скатившись под горку. Запихав кастрюли в мешок из-под кизяка, устраиваюсь в тракторе, Антоныч заводит мотор, едем на берег моря (около трёх километров). Там я чудесно отскребла грязь с посуды при помощи песка, водорослей и водного изобилия, погрузилась в трактор, и вдруг мотор заглох. А берег моря в этом месте - полнейшая горизонталь. Сначала толкать трактор пытаюсь я, но безуспешно, затем Антоныч посадил меня за руль и стал толкать сам, причём делал он это, взявшись за заднее колесо и вертя его. Мотор завёлся, мы поехали, но руль я уже не отдала. Так я научилась водить трактор.

Выезд на Жаман.

На острове три заповедницких кордона: ЦУ - центральная усадьба, Жаман - одинокий домик на северо-западе острова, и Маяк - домик рядом с метеостанцией на северо-востоке. Время от времени студенты массово перебираются с одного кордона на другой и живут там неделю-другую, проводя наблюдения по микроклимату, собирая укосы или занимаясь индивидуальной работой по своим курсовым и дипломам. Вот, пришло время ехать на Жаман. Это название дано по недалеко расположенному мысу Джаман Мурун, по-казахски Дурной Нос. Когда Аральское море ещё было полноводным, этот крутой мыс высотой в несколько десятков метров возвышался прямо над водой и представлял угрозу для кораблей, неосторожно приблизившихся к берегу. Шторма на Арале возникают внезапно и швыряют корабли и лодки в непредсказуемых направлениях, кто-то из прежних путешественников называл это явление "бурей в стакане воды". Но теперь мыс превратился в высокий обрыв над пустынным пляжем, и до воды уже сотни метров. Впрочем, он всё равно представляет опасность для людей, если кто-то неосторожно подойдёт или подъедет сверху к краю обрыва.

Выезд экспедиции на Жаман - это целое событие. Мы берём матрасы, спальники, личные вещи и кучу научного оборудования, всё это грузим в тракторный прицеп и садимся сверху. Шеф даёт нам последние указания.

Сзади к нашему транспортному средству прицеплена двухколёсная бочка с питьевой водой и обманчивой надписью "пиво". Трактор уверенно тащит весь этот поезд, вздымая клубы белой пыли, которая постепенно покрывает нас и наши вещи, превращая всё в гипсовую скульптурную группу в стиле соцреализма. Наш водитель сегодня - тракторист Владимир Михайлович, или Михалыч, он ещё довольно трезв, поэтому мы не сбиваемся с курса. Гораздо более тёпленький Валентин Антонович (т.е. Антоныч) увязался за нами, сел верхом на бочку и что-то декламирует. О себе он говорит исключительно в третьем лице. После громкого заявления "Такие люди как Валентин Антонович на дороге не валяются" он свалился с бочки на дорогу и прилёг поспать прямо в колее. Михалыч пообещал заметить и забрать его на обратном пути.

Вот и Жаман, выгружаемся и пытаемся отряхнуться. Бочка остаётся с нами, а трактор и прицеп в клубах пыли исчезают за горизонтом.
Осматриваюсь. Небольшой саманный домик с вполне приличной крышей и дверью - наше жильё на ближайшую неделю. Те, кто приехал сюда впервые, несколько сомневаются в его пригодности для обитания, но более опытные студенты быстренько выбрасывают из комнаты засохший лисий помёт, подметают пол, уверенно затаскивают матрасы и укладывают их вплотную друг к другу от стены до стены. Провизию кладём подальше от окон и дверей, чтобы ночью к ней не пробрались какие-нибудь пищевые конкуренты. Впрочем, в тот год волков на острове не было, так что досаждали нам только лисы, пытавшиеся утащить сгущёнку, да иногда ёжики, громыхавшие пустыми банками из-под рыбных консервов.

В отличие от центральной усадьбы, где еду готовят на газу, здесь предстоит использовать печку (дрова мы привезли с собой - остатки какого-то древнего забора). Печка - на улице, сделана она из подручных средств, собранных вокруг дома: над вырытой небольшой канавкой установлено несколько кирпичей в качестве боковых стен, сверху лежит какая-то железяка, бывшая когда-то деталью трактора, а сзади прислонена дымовая труба, свёрнутая из ржавого листа старого кровельного железа. Мне очень понравилась эта печка, я с тех пор не раз строила похожие конструкции в самых разных ситуациях.

Весь день прошёл в походных хлопотах, вечером мы ещё успели собрать какие-то укосы, спать пошли рано для экономии свечек и фонариков, улеглись все вповалку на матрасах. А ночью в комнате началась возня: то один, то другой просыпался, ругался, тряс руками и засыпал дальше. Наконец, и на моём лице стали топтаться какие-то маленькие прохладные лапки. Быстро смахнув с себя неведомое существо, я не смогла сразу заснуть и наблюдала, как кто-то в конце концов не выдержал, вылез из спальника, включил фонарик и обнаружил огромную сольпугу-фалангу, которая бродила по матрасам и людям. Несчастное членистоногое досталось нашим зоологам.
Всю неделю студенты работали, я им помогала или бродила по окрестностям, знакомясь с природой этого уголка острова. Отсюда до усадьбы около 15 км, в последующие годы я не раз проходила это путь пешком, проезжала верхом на лошади или на мотоцикле, но тогда мне казалось, что я на краю Земли. Впечатления получились пожизненные.

Как только стала заканчиваться вода в бочке, мы начали собираться в обратную дорогу. Однако Михалыч где-то затерялся со своим трактором. На усадьбу отправился пеший гонец, а мы уже начали экономить воду. Я научилась обходиться одной кружкой воды в день для умывания, чистки зубов и мытья своей тарелки. Но вот показались на горизонте облака пыли, это не что иное, как трактор. За рулём Антоныч, он оказался на удивление трезвее Михалыча и приехал за нами, чем вызвал всеобщую признательность. К вечеру мы успешно вернулись на усадьбу.

Антоныч.

Валентин Антонович Скоруцкий - самый постоянный обитатель Барсакельмеса. Иногда он бывает просто незаменимым помощником, но в запое невыносим. Почему-то мне удаётся лучше других находить с ним общий язык, так что мы даже подружились и позже переписывались. Почерк у Антоныча отличный, в отличие от его неустроенной жизни.

Его отцом был крупный учёный, он жил где-то в другом городе, возможно, в Миассе, но не факт. Мать - немного странная, с ней практически невозможно было общаться. Думаю, она была из репрессированных, заброшенная судьбой в аральскую глушь. Она жила на острове до глубокой старости, работала - пасла коров, регулярно ходила на Огородный бугут и устраивала там маленький огородик, выращивала какую-то овощную зелень. Ушла из жизни тихо и незаметно.

В юности Антоныч женился, у него была дочка, но потом он быстро и безнадёжно скатился в алкоголизм. В заповеднике работал конюхом, егерем, трактористом, пастухом, дояром и ещё кем угодно и умело выполнял любую работу. На Барсаке он не спивался окончательно только потому, что остров отрезан от материка, снабжение крепкими напитками - редкое, нерегулярное. Несколько раз Антоныч пытался поехать в отпуск к отцу в гости, но дальше аральского вокзала не мог дойти, так как пропивал все деньги по пути от аэропорта. Около вокзала его полуживое бесчувственное тело подбирали, грузили на ближайшую попутную баржу и отправляли обратно на Барскельмес до следующего отпуска.

Один единственный раз он смог доехать до Кзыл-Орды и даже прожить там полтора года - когда сел за неуплату алиментов. Эти несколько месяцев в заключении в большом городе среди множества новых людей стали самым ярким и интересным событием в жизни Антоныча, он любил об этом рассказывать, особенно о том, как ловко он перемыл тысячи тарелок. И лучшей похвалой в его устах были слова "золотой начальник".

То, что Антоныч был не только егерем, но и конюхом, очень меня заинтересовало, так как мне хотелось пообщаться с лошадьми поближе. Иногда на усадьбу прибегали несколько коней, они явно хорошо знали Антоныча и шли за ним к колодцу, где он наливал им пресную воду в поилки. Я потом тоже несколько раз поила коней, втайне надеясь когда-нибудь на них прокатиться.

Самолётный день.

После Жамана центральная усадьба с её десятком домов показалась крупным населённым пунктом, а жизнь на ней - вполне комфортной. Здесь главное событие, вокруг которого всё вращается, - прилёт самолёта. В этот день никто не работает. С утра начальник аэродрома Ессингали надевает щегольскую форму с фуражкой и становится важным официальным лицом. Он связывается по рации с Аральском, сообщает им о нашей погоде, о предполагаемых пассажирах, узнаёт время вылета самолёта. Потом продаёт улетающим настоящие авиабилеты и прогоняет всех с аэродромного такыра.

С этого момента начинается томительное и нетерпеливое ожидание. Все нарядно одеваются и прислушиваются в надежде услышать шум мотора. И вот, наконец, он летит. Ребятишки первыми бегут к аэродрому, остальные торопливо идут, самые везучие едут на тракторе или на мотоциклах.

Первое, что получает Ессингали от лётчиков - пакет с почтой. Там наверняка есть письма для нас! Буквально вырываем почту у него из рук. Ессингали увозит первого пилота к себе домой поить чаем, второй какое-то время остаётся присматривать за выгрузкой-погрузкой, а потом тоже идёт пить чай. Вот пассажиры, в основном, транзитные, разминают ноги, но иногда и на Барсак кто-то прилетает - или заповедницкие, или студенты, а то и журналист какой-нибудь. Из самолёта выгружают продукты для местного магазинчика, в том числе напитки, и увозят на усадьбу.
С этого момента такыр заметно пустеет, местные жители перемещаются к магазину, сегодня многих мы больше не увидим во вменяемом состоянии. Около самолёта остаются всего несколько человек - улетающие и иногда провожающие. Наконец, возвращается экипаж, пассажиры кое-как рассаживаются, самолёт взлетает, машет нам крыльями и скрывается за горизонтом. Следующий может через неделю прилететь, а может и не прилететь, заранее никогда не угадаешь.
Вечер самолётного дня обычно тёмный - сегодня некому завести движок и дать усадьбе электричество.

Ночная дойка.

Далеко за полночь начинают громко мычать коровы - их сегодня некому подоить. Коровы мешают нам спать, я не выдерживаю, беру фонарик, кастрюльку и иду в коровник. Со мной решилась пойти одна из студенток.
Пару дней назад я уговорила доярку показать мне весь процесс дойки (раньше мне не доводилось общаться с коровами) и запомнила, что из четырёх коров доятся только полторы, но неизвестно какие именно. В очереди к коровнику выстроились все четверо - будем искать дойных методом проб и ошибок. Ещё я запомнила, что в кормушку надо сыпануть отрубей, чтобы корова ела и спокойно стояла, пока её доят. Нашла мешок с отрубями, насыпала, запустила первую корову. Ест с удовольствием, но вымя маленькое и без признаков молока. С трудом выгоняю корову и запускаю следующую. Ура! Есть молоко! Оно уже само капает из горячего вымени. Пытаюсь доить, как мне показывали, но получается плохо. Всё-таки выдавливаю тонкие струйки молока, они летят во все стороны, в основном мне на ноги, но иногда попадают в кастрюльку. Утомившись, меняюсь с напарницей - теперь она пытается доить, а я держу кастрюльку. Отруби то и дело заканчиваются, приходится их подсыпать. Наконец, молоко иссякает. Находим вторую корову, доим. Заканчиваем уже на рассвете. У нас целая кастрюля незаконно добытого молока, правда, оно слегка кисловатое. Из него мы сделали отличное тесто для оладьев и на завтрак напекли целую гору. Благодарные коровы ушли пастись, а благодарные студенты не могли нарадоваться на оладьи вместо надоевшей каши. Протрезвевшая доярка догадалась о наших проделках, но тоже была нам благодарна. Так я научилась доить коров.

Новые друзья.

В первый же приезд мне удалось подружиться со многими островитянами, и они частенько подкармливали меня чем-нибудь вкусненьким, необычным для экспедиционников. Клавдия Романовна угощала творогом и сметаной, Михалыч - фирменным чаем из ледниковой водички, Ессингали - яичницей с тушёнкой, другие островитяне - замечательными казахскими деликатесами.

Я впервые попробовала и полюбила такую еду, как бешбармак (варёное мясо с самодельной лапшой), боурсаки (жареные пирожки без начинки), курт (необычайно вкусный сушёный сыр), талхан (жареное просо, растёртое в муку). Я тоже старалась помогать местным жителям, в основном приходилось присматривать за маленькими детьми.
Позже все надавали мне кучу списков с заказами и денег, и я всю осень и зиму искала какие-то вещи и отправляла множество посылок на остров - с обувью и одеждой для детей и взрослых, с деревянными ложками и бельевыми прищепками, с ситечками для чая и фломастерами, однажды даже была посылка с порохом, патронами и свинцовой дробью (вот ведь были времена!). Я научилась ловко заколачивать почтовые ящики и обшивать их грубой белой тканью для надёжности. Кроме посылок с заказами я ещё отправляла от себя подарки к праздникам. Так что во все следующие приезды на остров у меня не было проблем - где поесть и поспать, в большинстве домов мне были искренне рады.

Колодец.

Остров Барсакельмес долго не был заселён людьми из-за того, что не имел постоянных источников пресной воды. Талая весенняя вода, дававшая жизнь головастикам зелёных жаб и личинкам комаров, пересыхала к началу лета, и лишь редкие дожди иногда орошали эту пустыню, окружённую солёным морем. Однако энтузиасты, задумавшие устроить здесь заповедник для спасения редких копытных, были вынуждены придумать, как эту воду раздобыть. Одним из способов было сооружение ледника - огромного погреба, куда зимой закладывали несколько кубометров морского льда. В леднике в жаркое время года хранили мясо, молоко и другие продукты, а в дальнем углу был устроен колодец, куда стекала талая вода. Первые порции воды были солоноватые, но потом шла совершенно пресная вода с лёгким деревянным привкусом. На ней очень хорошо получался чай.

Другой способ получения воды часто обсуждался среди островитян - бурение скважины. Ожидалось, что глубинная скважина даст воды с избытком, как в одном из ближайших посёлков на материке, где натекло воды целое озеро.
Скот и кони весной пили воду из бугутов - небольших запруд для талой воды. Самый большой Огородный бугут держал воду до середины лета. Дикие копытные - куланы и сайгаки приспособились пить морскую воду.

Но главным и единственным постоянным источником воды для людей был Колодец. Он находился среди песчаных барханов в шести километрах от усадьбы на полпути к метеостанции, так что удобно было возить из него воду на оба кордона. Вода каждый день накапливалась свежая - влажный морской воздух конденсировался на холодном песке и просачивался вглубь на глиняную подложку. В самом низком месте этого пласта и был устроен колодец. Раз в день приезжал кто-нибудь на водовозке, заводил бензиновый насос и выкачивал почти всю воду из колодца. А на следующий день он снова был полон. Правда, когда море начало отступать, воды стало набираться меньше, и её уже приходилось экономить.
Иногда я бывала в барханах неподалёку от колодца и не ленилась сделать приличный крюк только для того, чтобы зачерпнуть воды и напиться прямо из ведра. Это было невероятное наслаждение!

Выезд на Маяк.

Пришло время ехать на другой кордон, возле метеостанции, его называли Маяк. Там действительно стоял маяк, когда-то помогавший морским кораблям. Теперь он был далеко от воды и уже никому не светил.
Здесь был небольшой колодец, точнее, это был вкопанный в землю бак с привозной водой. Время от времени приезжала водовозка и наполняла подземную ёмкость. Точно так же был устроен колодец на центральной усадьбе. Главными признаками цивилизации на Маяке была метеоплощадка с множеством приборов и мощная рация с множеством аккумуляторов. Отправиться на Маяк по меркам Барсакельмеса было примерно то же, что съездить в Европу. У метеорологов было совсем другое снабжение, чем у заповедницких. Здесь всегда были в изобилии сгущёнка, тушёнка, картошка, печенье, фруктовые соки, конфеты и прочие вкусности. У нас, экспедиционников, тоже была сгущёнка и тушёнка, добытые всемогущим шефом, но мы их жёстко экономили и использовали только как основу для каш и супов. А здесь можно было макать хлеб прямо в сгущёнку, поэтому мы очень радовались, когда нас угощали гостеприимные метеорологи.

Мы тоже старались быть полезными, например, время от времени я до мозолей на пальцах вырезала из картона карточки для гелиографа - это такой прибор в виде стеклянного шара, он фокусирует солнечные лучи и прожигает полоску на карточке. Солнце ясное - получается дыра с обугленными краями, солнце в дымке - жжёная полоса без дырки, солнце спряталось за тучу - карточка невредима. Такой вот ежедневный солнечный автограф.
Метеорологам нельзя было надолго отлучаться, так как показания приборов они снимали каждые три часа (а утром каждый час) и сразу по рации отправляли их в Аральск. Все данные были закодированы цифрами и передавались азбукой Морзе. Меня это заинтересовало, очень хотелось тоже постучать ключом. Однажды мне доверили передать несколько цифр, и я ни разу не ошиблась, но в Аральске сразу опознали чужую руку и выразили недовольство, так что мой первый опыт радиста стал последним.

На Маяке был удобный пляж для купания, близко к дому и довольно глубокий. Но каждый день идти к воде приходилось на несколько метров дальше, чем вчера. Море отступало буквально на глазах. Однажды из воды вдали показалась какая-то высокая железяка типа столба, наверное, часть чего-то давно затонувшего. Мы плавали к ней наперегонки, залезали, прыгали с неё в воду. А через несколько дней она уже торчала из песка где-то в глубине пляжа. Всё это вызывало смутную тоску и тревогу.

Но вот пора возвращаться на усадьбу, прощаемся с чудесными обитателями Маяка и уезжаем. За нами увязалась местная собачонка, мы переживали, что она потеряется, но она прекрасно знала остров и вскоре вернулась на Маяк. Эта собачка любит подвывать, когда играешь на губной гармошке. А на усадьбе есть огромный сиамский кот, неведомо как попавший на остров. Он очень любит доедать гущу от чифиря с молоком и перцем, которая остаётся в кружке Михалыча. А ещё кот не терпит ласки от взрослых людей, но обожает маленьких детей и позволяет им делать с ним что угодно. Я видела однажды, как малыши тащили его куда-то по полу за лапу и хвост, а он только жмурился и млел.

Коварство Арала.

Однажды я отправилась посмотреть на остатки какого-то корабля, лежащие под самым обрывом на южном берегу, и возвращалась уже под вечер. На подходе к усадьбе вдруг увидела отчётливые следы обуви с незнакомым рисунком - к тому времени я уже знала примерно, как выглядят отпечатки обуви всех островитян и студентов. Сразу стало ясно, что недавно здесь прошли сразу пять чужих людей в дорогих импортных кроссовках - таких здесь быть не могло, ведь самолёт сегодня не прилетал и корабли не заплывали. Мне вдруг почудилось, что это американские захватчики высадили десант на нашем острове. Крадучись пошла к усадьбе и из-за кустов в бинокль стала высматривать врагов. Но на усадьбе всё было спокойно, так что можно было идти к своим, выяснять, что за гости к нам пожаловали. Оказалось, что это туристы-авантюристы из Москвы, которые пытались переплыть Аральское море на надувном плоту, но попали в шторм и чуть не утонули. К счастью, их заметили моряки военного танкера (а может, с самого начала следили за ними), кинули трос и подтащили плот поближе к нашему острову, где его и выбросило на берег вместе с туристами. Большая часть вещей, в том числе деньги, утонула в море. До прилёта самолёта мы подкармливали ребят и помогали, как умели. Но деньгами выручить не могли, а надо же авиабилеты покупать. Горе-путешественники продали местным жителям остатки плота и ещё что-то из уцелевших вещей, кое-как наскребли нужную сумму и благополучно улетели. Больше мы о них не слышали.

Чудодейственный квас.

Однажды мне доверили готовить ужин, когда все студенты ушли работать в поле. Я решила вместо обычного компота сделать квас - у нас был специальный сухой концентрат. В большом компотном баке строго по рецепту развела концентрат и дрожжи, попробовала на вкус - нормально - и поставила в ледник, чтоб напиток холодненький был. Приготовила какую-то еду и пошла проверить квас. А он оказался кислым! Пришлось срочно добавить сахарку, чтобы вернуть приятный вкус. Через полчаса пробую - опять кислый, снова пришлось сластить. И ещё раз, и ещё... строго по рецепту. Ближе к вечеру стали приползать с полей студенты, измученные жарой, жаждой и голодом. Я сразу подавала каждому большую кружку прохладного, шипучего, ароматного кваса. Напиток пошёл "на ура", все выпивали по две-три кружки. Подошло время ужина, а никого нет. Выяснилось, что все спят, причём совершенно беспробудно. Это их мой квас свалил, я и не подозревала, что состряпала довольно крепкий напиток. С тех пор мой квас стали называть квасушкой и иногда просили повторить. А я опытным путём узнала, как делать спирт из сахара.

Пора возвращаться.

Месяц пролетел как один день, пора возвращаться в цивилизацию. Нас улетает несколько человек, мы везём множество коробок и мешков с собранным научным материалом - гербарии, образцы почвы и ещё что-то. Первый раз в жизни мне предстоит лететь на кукурузнике. Лётчики оказались знакомыми (недавно прилетали, и мы вместе пили чай у Ессингали), они сразу после взлёта предложили мне сесть в кабину. Делается это следующим образом: на кресла пилотов (они сидят по бокам от прохода) кладётся длинная железная палка (это такой засов, которым снаружи запирают самолёт на ночь). Получается тонкая перекладина между креслами. На неё можно сесть, и будешь третьим в кабине. Для удобства под попу подкладывается бортовой журнал в металлической обложке. Сидеть вполне удобно, если не делать резких движений. Потом я много раз летала в кукурузнике и в большинстве случаев сразу занимала это эксклюзивное место. В тот первый раз я испытала полный восторг от полёта, впрочем, и в последующие тоже.

Аральск - город небольшой, у нас в области есть много посёлков покрупнее, но теперь с воздуха он показался просто огромным. Настоящий мегаполис! При посадке самолёт здорово трясло, и я поняла, почему пилоты так любят наш аэродромный такыр - по нему машина катится, как по маслу. Из аэропорта на заповедницкой машине нас отвезли прямо на вокзал. Ближайший поезд на Москву ожидался ближе к полуночи, так что мы спокойно купили билеты, а потом по очереди небольшими группами прогулялись по вечереющему Аральску. В основном вокруг пустыня и редкие чахлые кустики, но одна улица резко отличалась от других - она вся утопала в густой зелени высоких деревьев. Здесь жили семьи моряков, рыбаков, рабочих с консервного завода. Они сажали цветы, овощи, деревья, регулярно и обильно их поливали сырдарьинской водой, поддерживая такой оазис в пустыне. Правда, кое-где деревья подсыхали, а дома стояли заброшенные. По мере сокращения Арала люди, привыкшие работать на большой воде, перебирались в другие места, в первую очередь, на Капчагайское водохранилище под Алма-Атой, где были востребованы их опыт и умения.

С сумерками мы вернулись на вокзал и дальше сидели на перроне на вещах, наслаждаясь вечерней прохладой. Подошёл поезд. Началась страшная суета: стоянка - меньше минуты, а у нас куча вещей, и наш вагон остановился где-то далеко. Кто-то побежал с рюкзаками к нашему вагону, другие стали забрасывать вещи в ближайший тамбур, но всё равно не успеваем. Поезд трогается, а у нас ещё половина вещей и людей на перроне. Из всех вагонов на шум высовываются проснувшиеся пассажиры. Тут кто-то дёрнул стоп-кран. Проводники матерятся и пытаются выяснить - кто и где это сделал, а мы в это время успеваем забросить вещи в разные вагоны. Наконец, поезд тронулся окончательно, набрал ход, а мы ещё полночи таскали рюкзаки через весь состав в свой вагон. Только неподъёмные мешки с почвой оставили где-то в дальнем тамбуре. Там они и доехали до Москвы. Когда нас спросили, а что у вас такое тяжёлое в мешках - мы со смехом ответили, что трупы. Но на следующий день кто-то пролил на один из мешков не то вишнёвое варенье, не то томатную пасту, оставив на нём красные (кровавые!) следы. Пассажиры и проводники стали принюхиваться и смотреть на всё с подозрением. Но то были счастливые времена без терроризма, так что и мы, и все наши вещи без проблем доехали до Москвы и далее до Ленинграда.

Так завершилась моя первая поездка на Аральское море, поставив на мне особую метку - Барсакельмес. Эта метка вечная, она исчезнет только вместе со мной.

2009-2010 год. Санкт-Петербург.

Заметки о Барсакельмесе в казахском Интернет-издании "informburo" в 2017 г.: часть 1 ; часть 2

Сообщение 2021 года в DKNews: ссылка

Старая и редко посещаемая группа в Контакте - ссылка